Жизнь на социальной дистанции: разные страны, разные профессии. Одна проблема

«Немного страшно было, когда эпидемия начиналась и просачивались репортажи из Китая. Еще зимой мне стало понятно, что это очень серьезное заболевание и эпидемия не останется в пределах Китая и Азии. Я считал, что не имею права испугаться и побежать с корабля, когда он попал в шторм», — вспоминает Владимир.

«Пандемия отнимает очень много времени. Свободного практически не остается, даже в выходные приходится приезжать в больницу и осматривать пациентов — они у нас тяжелые, нестабильные, их состояние может быстро ухудшаться. Не секрет, что есть пациенты с соответствующим социальным статусом (например, чиновники), которые требуют к себе большего внимания, чем, скажем так, простые люди. Времени на личную жизнь, на детей, близких значительно меньше стало», — признает врач.

«COVID сплотил людей, и благодаря волонтерской помощи мы получили много оборудования, расходных материалов, лекарств и средств индивидуальной защиты. Это было крайне важно в начале пандемии, когда у нас не было ничего. И сейчас волонтеры помогают», — отмечает заведующий отделением.

«Люди звонят, спрашивают: “Как ты?”, “Как держишься?”». Даже зовут в гости, чтобы немного отвлечь, накормить. Если я знаю, что эти люди переболели ковидом и мой визит им ничем не угрожает, нахожу пару свободных часов приехать и пообщаться», — говорит медик.

«Помните, у нас был определенный период, когда доминировали COVID-скептики, которые говорили, что в масках нельзя дышать, от них люди умирают и тому подобное. Они читали мои посты, писали гневные ответы типа “не надо пугать людей”, — иногда даже с обсценной лексикой», — делится Владимир.

«Каждые два дня поступало новое распоряжение. Государство, органы власти вносили изменения в законы. Изменения касались прежде всего госпиталей. Мы вынуждены были перераспределить персонал. Многие ходили в масках и специальной одежде как в больнице, так и за ее пределами. Происходящее производило на меня удручающее впечатление, физический контакт теперь воспринимался не как близость, а как угроза», — вспоминает Франц.

«Что касается нематериальной стороны, я чувствую общественное признание нашего труда и мужества, ведь мы работаем с инфицированными коронавирусом, в их квартирах, домах, в палатах. Некоторые сотрудники сами заболели, некоторые даже умерли», — рассказывает врач. 

«2020-й для меня был интересным: несмотря на все обстоятельства, он оказался хорошим, положительным и успешным годом. С другой стороны, огромным вызовом стала первая очередь карантина, лишившая меня постоянной работы (редактором телевизионной программы — ред.), где я провела 12 лет. От государства физические лица-предприниматели получили льготы, и я смогла некоторое время не платить налоги».

«Вообще, именно благодаря Украинскому культурному фонду деятели искусства и смогли выжить. В Харькове УКФ финансировал много интересных проектов: кто-то из писателей дописал роман, кто-то — создал новое либретто, музыканты выпустили новые альбомы», — описывает ситуацию Наталия.

«Они сделали несколько онлайн-проектов, провели онлайн-репетиции, которые потом смонтировали в видео. Несколько месяцев не выходить на публику для любого деятеля искусства очень сложно. Но театр не прекращал работы внутри: проходили репетиции, совещания, все время продолжался творческий процесс», — объясняет писательница.

«Мы поехали на гастроли. Зал, где презентовали обе оперы, рассчитан на 1 000 мест, а пришли 400 посетителей. До этого у наших артистов уже был опыт выступления и перед полупустым залом, и перед аудиторией в десять слушателей. Но в Житомире, наоборот, было ощущение: “О Боже! Мы видим людей!”», — смеется Наталия.

«Это сложный вопрос. Определенные группы пандемия, конечно, сблизила — тех, кто объединялся в какие-либо коллаборации и делал общее дело. Но сказалось ли это на других людях? Многие, наоборот, сидят по норам и ничего не делают».

«В экономическом плане этот год для многих был сложным. У меня же не было финансовых трудностей: я получил несколько крупных заказов на озвучку и вознаграждение за фильм. Кроме этого, у меня была неплохая поддержка со стороны государства весной 2020 года. Затем началась новая программа, действующая с декабря по июнь 2021 года. В конце концов, проблемы не смогли затмить радостное событие — рождение сына. А так это был странный год. Многие скучают по обычной жизни. Локдаун зимой еще тяжелее, потому что чувствуешь себя полностью замкнутым, будто в зимней спячке», — описывает ощущения художник.

«Существует своеобразная сеть коллег, которые дают друг другу полезные советы, что и как работает. Но никто не знает наверняка. Иногда люди встречаются и обсуждают, у кого какой опыт поиска финансовой помощи. О работе театров: мне оплачивали, пока могли, репетиции и отмененные спектакли. В других театрах было то же самое», — рассказывает Юрген.

«Сближение всегда происходит, когда наступает чрезвычайная ситуация. Знаешь, что надо помогать. С другой стороны, людям, которые работают в супермаркетах, весной аплодировали и говорили, что они “важны для функционирования системы”. Однако сейчас от того отношения ничего не осталось. Солидарности хватает на теплые слова, которые произносит президент. Но когда речь идет об улучшении экономического положения людей, ничего не происходит», — отмечает актер.

«То, что раньше казалось чем-то эфемерным, возможным в далеком будущем, стало обыденным. Пришлось быстро перестраиваться. Впрочем, мне кажется, преподаватели иностранных языков находятся в несколько привилегированном положении, поскольку имеют возможность ознакомиться с лучшими образцами европейской методики преподавания. Наши коллеги быстро освоили новые платформы, средства, и мы практически не потеряли ни одного часа», — говорит Светлана.

«Конечно, для некоторых педагогов формат онлайн — это вызов, потому что нужно осваивать много дополнительных навыков. Ведь преподавателю надо показывать презентации, включать видео, аудиозаписи, а еще — контролировать, что происходит в аудитории. То есть ответственность значительно выросла», — считает Светлана.

Мы просим студентов включать камеры таким образом, чтобы можно было видеть их рабочее место и руки, как они работают за компьютером или со смартфоном. Что касается оценки, я не могла на 100% гарантировать, что мои студенты работают самостоятельно: проконтролировать, пользуется человек какими-то вспомогательными приборами, непросто. В некоторых случаях остаются сомнения, но мы понимаем, что здоровье и жизнь человека важнее, чем два-четыре балла в оценке», — объясняет свою позицию доцентка.

«Первую онлайн-экспозицию мы открыли в апреле: просто выставили фотографии картин на странице в Facebook и на вебсайте. Это были цветы. И люди комментировали, смотрели, потому что всем хотелось немного красоты, ощутить, что жизнь продолжается», — улыбается Светлана.

«Что касается наших слушателей: раньше мы так часто друг другу никогда не писали. Мы стали гораздо ближе: у меня много групп, я все время переписываюсь с ними в Telegram или на нашей платформе. С учениками мы стали настоящими друзьями. Это какой-то новый уровень отношений», — добавляет директорка Дома Нюрнберга.

«Далеко не все преподаватели рождены для онлайна. Это началось летом, но в зимнем семестре ситуация заметно улучшилась: все стало гораздо структурированнее, несмотря на то, что мы никогда не виделись с преподавателями», — говорит Луиза.

«У меня ощущение, что Германия разделилась на два лагеря, и никто не знает точно, за что он борется и выступает. Люди ведут непонятную войну: против режима, против самих себя. И эти люди живут в одной стране и хотят одного и того же: в первую очередь — возможности выражать собственное мнение и свободно».